Солвейг буквально таяла под теплым, даже казавшимся нежным, взглядом. Мягкий тембр голоса, с которым говорил волк, почти что гладил её в направлении шерсти, принося какое-то едва ощутимое, но в то же время невероятно доверительное чувство, точное определение которого она сама не могла дать. Было ли это раболепие, к которому она привыкла, подчиненное положение которого приносило ей удовлетворение и уверенность? Или, быть может, наслаждение таким редким вниманием, которое она недополучает по жизни? Это была загадка для недогадливой Солвейг и, боюсь, она так и останется неразгаданной.
Но как бы сладка ни была эта ложь, она всё также оставалась ложью. И, на мгновение оторвавшись от приятных фраз, услаждавших её уши, волчица с удивительным подозрением взглянула на сидевшего перед ней Эрлеа. Иногда хватает одной единственной секунды, чтобы полностью перевернуть своё представление о чем бы то ни было. Взгляд с другой стороны, крупиночка излишней внимательности и предельное напряжение всех своих воспоминаний, сформировавшихся на основе наблюдений, дают порой невероятной результат. Личность, которая до сего времени казалась тебе самым близким существом на земле, которую ты знаешь буквально до кончика каждой шерстинки, в одну несчастную секунду становится тебе чужой. А враг, которого ты ненавидел больше, чем голод и смерть, становится близким другом. В слабую ещё, не умудренную опытом головку юной Солы закралось подозрение, стоило ей лишь взглянуть, наконец, в глаза волку.
Она много наблюдала за окружающими, много слушала и внимала, постепенно учась понимать сложный язык неосознанных жестов и телодвижений. И часто истина открывалась ей будто бы на подсознательном уровне, как привычка, от которой сложно избавиться. Она пока не понимала ценность этого умения, а потому часто игнорировала подаваемые знаки о том, что собеседник врет, скрывает свои чувства или «надевает маску». Ей не хватало опыта, не хватало мудрости, чтобы реагировать и правильно понимать то, что ей подсказывало подсознание. А потому даже сейчас, уловив нужные нотки недоверия, Сола тут же отмахнула от себя эти чувства, как только внимание её переключилось на другой раздражитель.
А раздражителем этим стал внезапный вопрос Правой лапы, в немой ответ на который мозг Солвейг стал отчаянно быстро работать, стараясь систематизировать всю ту информацию, которую она получила хотя бы за сегодняшний патруль. Пусть этот вопрос формально считался неофициальным, но волчица воспринимала его, как ещё одно проявление её обязанностей, и относилась к нему не менее серьезно, чем к своей работе.
А такое серьезное отношение в сочетании с паникой не влечет за собой ничего хорошего – это Солвейг тут же прочувствовала на своей шкуре. Лихорадочные воспоминания буквально смешались в кучу, мешая бедной Соле выловить из всего этого хаоса нужные слова. «Так, метки-метки-метки… Где же были эти метки, тупица ты». Ох уж эта любительница внутренних диалогов.
- Я-я не могу утверждать с уверенностью, - промямлила Сола, проглатывая слова и чувствуя, как в легких кончается воздух, - но мне кажется, что метки Детей Сумерек не появлялись там, где им быть не положено. Н-ну, так было сегодня, я хочу сказать.
Волчица вся сжалась в комок, готовясь к предстоящей трепке. Ей казалось, что если такой вопрос задает Правая лапа, то это значит, что поводы подозревать пересечение границ вражескими волками были. А значит, что её просто проверяют на внимательность и добросовестность. Если она не заметила следов сумеречных, то недостаточно отдавалась своему поручению.
От этой мысли Солвейг похолодела, опустив голову как можно ниже. В какой-то момент ей захотелось сбежать, трусливо поджав хвост, но манеры не позволяли ей сдвинуться с места.